Татьяна Романова - В погоне за «Босфором»
– Ваша дочь выразила пожелание обвенчаться через три дня, то есть девятого сентября, а на следующий день быть представленной обществу в качестве моей княгини на балу у герцога Девонширского.
– Надин!.. – Софья Алексеевна вложила в имя дочери все отчаяние материнской души. Она так старалась спасти девочку от ошибки, а та сама спешила затянуть брачные путы. Графиня посмотрела в заалевшее лицо дочери и вновь удивилась удивительной внутренней силе своего ребенка: с пылающими щеками и срывающимся от волнения голосом Надин все-таки твердо и четко выразила свою волю:
– Мне хочется именно этого, если князь согласен выполнить мое желание, прошу мою семью пойти навстречу нашему общему решению.
– Мы даже не успеем сшить платье, – осторожно напомнила графиня Кочубей, прикусившая язык, глядя на эту битву характеров.
– Мне не нужно нового платья, – равнодушно пожала плечами Надин, краска уже сбежала с ее лица, и она успокоилась, – и праздника никакого устраивать не будем. Пусть нас обвенчает отец Иоанн в храме Дмитрия Солунского напротив нашего дома, а на церемонии я хочу видеть только вас, ну, и Виктора Павловича, конечно.
– Мой муж будет посаженным отцом, – вмешалась графиня Кочубей, – а кто будет шафером?
Сдавленные рыдания Софьи Алексеевны стали ей ответом. Поняв, кого хотела бы видеть шафером на свадьбе своих дочерей несчастная женщина, Мария Васильевна тут же осеклась и замолчала, а Надин бросилась обнимать мать.
– Все наладится, – шептала она, – скоро вы увидите Боба, а это самое главное.
– А как же ты? Ты приносишь себя в жертву.
– Никаких жертв, – так же тихо, чтобы ее слышала только мать, ответила дочь. – Князь – самая блестящая партия сезона, вы помните, я пообещала всем именно такую полгода назад. Мне нужно лишь это.
Надин зря надеялась, что никто кроме матери ее не услышит, жених острым слухом моряка тоже разобрал ее шепот. Ничего нового он не услышал, иллюзий относительно душевных качеств своей невесты он не питал, но все равно стало до омерзения противно. Вот так вот – мнишь себя личностью, а девицы считают тебя всего лишь обычным денежным мешком.
Дмитрий поспешил свернуть разговор. Он получил от старой графини мерку для обручального кольца Надин, коротенький список гостей со стороны невесты и откланялся. Раздражение его грозило перерасти в бешенство: невеста явно собиралась продемонстрировать всему свету, что идет за него по принуждению и из-за денег.
«Кем они меня выставляют? Слугой при нищем? – грызли его тяжелые мысли. – Ну, в этом драгоценная Надин и ее семейство просчитались».
Никаких демонстраций он не допустит. Его невеста пойдет под венец как положено – в белом платье и фате – и вести себя будет так же, как и другие новобрачные.
Дмитрий отправился на Кузнецкий мост, купил там фату и самое дорогое – расшитое множеством мелких жемчужин – подвенечное платье. Покупки вместе с двумя французскими модистками он сразу же отправил в дом своей невесты и наконец-то успокоился. Хватит терзаться, когда все уже случилось.
Как же удачно все получилось! Новый военный министр и свежеиспеченный граф Чернышев в наипрекраснейшем расположении духа собирался на бал к представителю французской короны. Поводов для радости было предостаточно. Молодой государь все решил мудро и без обид. Он развел их с Бенкендорфом, разделив меж ними сферы влияния, и теперь всячески демонстрировал обществу, что нового временщика вроде Аракчеева в стране больше не будет. Ну, а коли так, то исчезла и опасность, что кто-нибудь, кроме помазанника Божия, станет отдавать Чернышеву приказания. Это Александра Ивановича очень устраивало, к тому же исполнилось его заветное желание, и он стал графом. Жизнь подняла Чернышева на такую высоту, о которой он раньше и мечтать не мог. Над ним стоял лишь самодержец, служба ему нравилась и была как раз по плечу, да и в семье царили достаток и мир.
– Господи, пусть все теперь надолго останется таким, как есть, – тихо попросил он и перекрестился.
Память тут же подкинула Александру Ивановичу воспоминания о тех несчастных, чьи судьбы стали дровами в топке его честолюбия, и суеверный страх сразу же ткнул его клювом в висок. Неужто придется платить за былые подлости и предательства нынешним своим благополучием?
«Мама всегда говорила, что не нужно делать людям зла, и ничего плохого с тобой не случится, – вспомнил Чернышев. – Но ведь это – иллюзии для дураков. Среди сильных мира сего эти законы не действуют».
Устыдившись глупого суеверия, Александр Иванович отогнал тревожные мысли и направился в спальню жены. Супруга, очень похорошевшая после родов, теперь даже интриговала Чернышева как женщина, и он с любопытством предвкушал, какой он ее сейчас увидит. Жена оправдала наилучшие ожидания: в атласном платье цвета слоновой кости и в роскошном бриллиантовом гарнитуре она выглядела очень достойно, ничуть не хуже, чем признанная красавица – жена Бенкендорфа.
Новоиспеченный граф улыбнулся супруге, и та заторопилась, по-семейному просто попросив:
– Сейчас, Алекс – еще пара минут, и я буду готова. На столе лежит письмо от кузины Софи, на конверте написаны оба наших имени, вскройте его сами.
– Можешь не торопиться, – разрешил Чернышев и взял со стола конверт. На нем действительно значились два адресата – он и жена. Александр Иванович сломал печать и развернул письмо. Софья Алексеевна сообщала, что ее дочь Надежда приняла предложение князя Ордынцева, и венчание состоится завтра в три пополудни в храме Дмитрия Солунского на Страстной площади.
– Что пишет Софи? – полюбопытствовала жена, надевавшая с помощью горничной длинные перчатки. – Надеюсь, что у них все хорошо?
– Лучше не бывает, – отозвался Чернышев, – Софи вторую дочь замуж выдает, нас зовут в церковь, завтра в три часа. Поедешь?
– Конечно, – обрадовалась Елизавета Николаевна, – а кто жених?
– Князь Ордынцев. Самый богатый холостяк в стране, если не считать графа Шереметева – повезло девчонке.
– Не нужно так говорить, Алекс, – попросила его жена, – Надин – прекрасная девушка, она заслуживает счастья, и хорошо, что жених – богатый человек, ведь семья лишилась всего, даже приданое дочерям еще не вернули.
Слова жены так перекликались с размышлениями самого Александра Ивановича, что тот даже испугался такого совпадения.
«Еще не хватало мне стать суеверным, – мысленно пристыдил он себя, но червячок сомнения уже поселился в мозгу, и запретная мысль все же пробилась, вызвав щемящую боль: – Неужели зло, причиненное чужим детям, может вернуться к моим? Но это невозможно! Хотя…»
Чернышев слишком хорошо помнил о своей интриге, так и не увенчавшейся успехом: он не смог добраться до приданого сестер Чернышевых. Но теперь Александру Ивановичу уже не было жалко этих богатств, он получил сразу все: титул, безграничные карьерные возможности и первого ребенка. Пусть родилась девочка, значит, будет и сын – наследник. Не нужно гневить судьбу! Чернышев положил письмо на столик и, предупредив жену, что скоро вернется, поднялся по лестнице на третий этаж – там жили его помощники. Он толкнул дверь в комнату Печерского, тот сидел за столом, занимавшим всю середину маленькой комнаты, и что-то писал.
«Вот это новость! Этот дурак, оказывается, умеет писать», – успел подумать Александр Иванович, и тут вдруг увидел, что Печерский вскочил и быстро перевернул лист. Ну и ну, что это за тайны? Чего Печерскому бояться, если только он не пишет доносов на своего хозяина?..
Доносы! Пелена вдруг спала с глаз Чернышева, и все встало на свои места. Кто ему подсунул этого помощника? Бенкендорф! Вот ему-то и писал Печерский свое послание, и надо думать, что оно было не первым.
«Господи, какое же счастье, что не выгорело дело с приданым! – обрадовался Александр Иванович. – Все осталось лишь на словах. А кому поверят – агенту Бенкендорфа или военному министру? Его слово – против моего».
Пообещав себе, что больше никогда не станет так близко подпускать к себе людей, и история с помощником окажется последней подобной ошибкой в его жизни, военный министр заявил:
– Вы мне больше не нужны. В делах вы совершенно бесполезны, не понимаете простейших вещей! Амбициозные дураки – самые плохие помощники на свете, в чем я на вашем примере и убедился. Идите к Костикову, выписывайте подорожную – вы немедленно возвращаетесь в столицу, а по возвращении я найду вам непыльную должность в архиве, где вы ничего не сможете испортить. Завтра утром чтоб духу вашего здесь не было! Кстати, надеюсь, вы не поверили, что я хочу вашего брака с моей племянницей? Я проверял степень вашей сообразительности и понимания реалий жизни. Ее замужество уже устроено, она станет княгиней Ордынцевой, мы с ее матерью приняли это решение ради блага всей семьи.
